- Тише-тише, родная, - шепчешь ты и опускаешь мне в душу острую иглу. Я коротко вздрагиваю и тянусь навстречу следующему прикосновению. У меня в пальцах зажаты тусклые вены. Я чувствую себя единственной актрисой в провонявшем сыростью анатомическом театре. Мне немного неспокойно, можно даже сказать, неуютно. Но ничуть не больно.
С острым звоном мой черный браслет рассыпается на ледяные капли смолы. И ты берешь с полки ржавый скальпель. О, ты знаешь что делать! Ты тянешь мою душу на себя. Все бессмысленные пятнадцать грамм невесомости. Ты отрезаешь от нее по маленькому кусочку, будто пробуя на вкус.
- Все будет хорошо, милая, - у тебя шипящий свист вместо дыхания. Ты выкладываешь слово "вечность" осколками моих страданий. У тебя теплые шершавые ладони, я чувствую как ты касаешься моей соленой щеки. Ты можешь заниматься этим вечно, не так ли? Но пока прошла всего лишь неделя. Всего семь дней сухих поцелуев кувалды в душу. Всего сто шестьдесят восемь часов нелепого сна. Всего десять тысяч с маленьким хвостиком минут испуганного осознания неизбежности. Всего... Всего лишь...
Меня бьет каждый короткий выход и ты роняешь мне на веки свою красную слезу. Тебе жаль меня, но ты продолжаешь рисовать в моем сердце одной тебе известные узоры.
- Ничего не будет как прежде, - безразлично вздыхаешь ты и одним рывком выдергиваешь остатки божественного вмешательства в мою жизнь.