Внезапно текст.

[fur.ba]

- Ты уверена, что это единственный способ? - голос в динамике звучит слегка обеспокоенно.
- Ну выбора-то у нас особо нет… - она завершает звонок и подбрасывает телефон, перехватывая его удобнее. В холле прохладно. Отличительная черта старых зданий именно в прохладе. Теперь тут, конечно, есть какие-то новшества, охрана на входе, закрытый внутренний дворик, кабинеты дисциплин в других местах.
Ожидание, помимо курения, единственная вещь, которая дается ей очень легко. Она просто садится в коридоре на забытую парту и смотрит в одну точку. Если бы внутри помещений можно было бы курить, то ожидание стало бы ее основной работой, ну или хобби. И это ужасно. Весь этот фарс с футболкой, разрисованной звездами, высокими кедами и бесконечными звонками катастрофически плох. Надо бы вставать с парты, подбирать с пола бесформенную сумку и бежать. Бежать далеко вперед, за старые деревянные двери, за тяжелые мраморные ступени, за забытый посреди города сквер и только там, над обрывом, остановиться. И никогда. Никогда не возвращаться.
Она поднимается в попытке сбросить липкое наваждение и идет в сторону темного коридора. “Еще десять шагов к окошку, потом в обратную сторону и я уйду. Правда.”
- А вот и вы, - голос все тот же.
- А вот и мы, - эхом отзывается она и останавливается. Ощущение катастрофы подкатывает к горлу и становится невыносимо горьким.
- Я думал, вы позвоните заранее, - “Я думала, что я не приду.”
- Я решила сделать сюрприз, - отчасти это правда. Не стоит забывать о взбалмошной части ее натуры.
- Здравствуйте, рад вас видеть! - “Наверное, я тоже” и тринадцать шагов, разделяющие их, становятся двумя.
- Здра-а-авствуйте, - она как обычно тянет гласные, когда нервничает. Совершенно дрянная привычка, не имеющая ничего общего с самоконтролем. Хотя что уж там, вся эта ситуация не имеет ничего общего с самоконтролем. Даже с его призрачной тенью. Высокая фигура преодолевает последние два шага и порывисто обнимает ее. Самоконтроль придумали слабаки, которые прячутся за семью дверями своих домов и не выходят на волю. Да.
- Ну как вы? - “Отвратительно, можно я уйду?”.
- Шикарно, спасибо, - она ступает в спешно открытую перед ней дверь, - погода побаловала, жаль без моря, конечно, но апрель такой апрель…
Кабинет изобилует деревянными панелями и шкафами, которые были модны на заре семидесятых. Такое ловкое изящество старины. Почти как в фильме про знаменитый Отель.
- У вас тут прям красота и восторг, сами подбирали дизайн? - это форменное издевательство, естественно.
- Ой, а вы не знали? Это же бывший кабинет ректора! Когда главный корпус был здесь, то это было самое козырное место, - он усаживается в кресло и машет в сторону стула напротив, мол, садитесь, что же вы.
- Так это кабинет с подковыркой? То есть сначала вы сидите тут в скромной роли декана, а потом, ни с того ни с сего, делаете широкий шаг в сторону ректората? - она мнет руками край кофты. Очень удобная, кстати, ткань, ее можно сколько угодно сжимать в кулачках, но через пять минут она снова становится ровной и гладкой.
- Я думаю, до этого не дойдет, - он смотрит в монитор с блеклым недоверием. Как-будто бы содержимое документов может подложить ему свинью. - Мне нужно немного поработать, я старался закончить раньше, но увы-увы, вышло немного спонтанно.
“Сейчас оно спонтанно и уйдет, прямо за эту прекрасную деревянно-лакированную дверь.”
- Я могу пойти погулять, - дверь прямо-таки манит изобилием вариантов побега.
- О, нет, вы мне пока рассказывайте что-нибудь, а я буду и слушать и работать, - он что-то спешно печатает, зло щелкает мышью и периодически поправляет свои чертовы очки. И ладно бы только очки. Он перебирает клавиши удивительно красивыми пальцами, которые, кажется, совершенно не меняются со временем. Она склонна идеализировать эти конкретные руки, но нельзя отрицать их изящество. Если бы существовал конкурс рук, то она отдала бы им первенство с многомильным отрывом от конкурентов.
- Эм, что рассказать? Основные минусы моей жизни, конечно же, очевидны, я ни дня не проработала по образованию, - “еще я ни разу не затащила вас в темный угол, не порвала вашу чертову белую рубашку и не услышала вашего тяжелого дыхания, кхм.” - Веду блог, воспитываю котов… Ничего интересного.
- Я видел вы увлеклись выпечкой? - он бросает взгляд поверх оправы и снова возвращается к правке документа.
- Это сложно назвать увлечением. Чтобы заниматься этим вплотную у меня нет времени, чтобы научиться всему чему я бы хотела - нет денег. Знаете, я в том страшном состоянии, о котором в детстве говорила мне мама. Она считала, что я никогда ничего не довожу до конца. Начала играть на гитаре? Бросила. Решила писать в литературном кружке? Он закрылся. Это сложно вверить мне в вину, но тем не менее, с мамой не спорят. Начала печь торты и так и не довела ничего до конца. Я не умею лепить красивые фигурки, потому что умею только чертить красивые чертежи. Я не умею делать глассажные торты, потому что у меня просто руки растут не из тех мест. Единственное за что я могу поручиться - мои торты вкусные. Не “вкусные” для уровня ресторанов, но “вкусные” чтобы есть их вместо покупных заводских. Поэтому я, если честно, не знаю что рассказать вам на этот счет.
Она оборачивает край кофты вокруг правого кулака и сильно-сильно сжимает. Ткань все еще хороша, а вот швы неуютно трещат. Он смотрит на нее не отрываясь. Так смотрят на пойманную добычу. Когда капкан захлопнулся и жертве совершенно некуда деться. Он знает что это произошло. Он просто не догадывается когда. Ловушка сомкнула над ней свои гостеприимные лапы много лет назад. Настолько много, что даже нет смысла считать. Из этого длительного заключения появлялись причины и следствия, собирательные образы и целая тонна бессмысленных букв. Она проговаривала про себя тысячи слов. И все они были адресованы кому-то еще. Всем тем людям, которые были ею недовольны или разочарованы. Или даже те, которые попросту ее не замечали. И он входил в их число. Он, буквально, возглавлял их. Вел на баррикады и ставил флаги на отвоеванных высотах. Приходил в ее сны, крал ее душу по маленьким кусочкам и… ничего не знал, разумеется. До этого момента.
Она разворачивает два оборота мягкой ткани вокруг запястья и смотрит на ладони. Когда-то она била этими ладошками стены, царапала их ногтями и просто сжимала кулаки до боли в мышцах. Но это время прошло. Закончилось. Она в одну секунду выдыхает и, будто проколотый воздушный шарик, сдувается. Пропадают все обиды и глупости. Остаются только ладони. Тонкие изящные пальцы. Зеленоватые вены, проглядывающие сквозь кожу. Сетка глубоких линий. Заломы на сгибах пальцев. Короткие ровные ногти.
Не его руки. Ее.

Comments

[old_mama]

fur.ba, как это... автобиографично? Серьезно, ты молодец, хорошая, грустная история, мне нравится

[fur.ba]

old_mama, палюсь, да? Я потому не стала вешать в жж, ибо уж как-то слишком прозрачно что это про меня. Говорят, правда, что истории реальные мне удаются гораздо лучше придуманных. (не считая того факта, что никаких историй я уже лет сто как не пишу...)
Спасибо, Викуль, мне очень приятно